Простые решения
Feb. 27th, 2018 09:20 amТяга к простым решениям преодолевается с трудом. Особенно трудно она преодолевается там, где хорошего решения проблемы не просматривается и речь идет о принятии последствий.
В быту и мелком бизнесе полет управленческой мысли разбивается о реальность слишком быстро, чтобы найти там яркие иллюстрации. Однако чем больше инерция управляемого объекта, тем позднее становятся видны следствия плохих и обманчиво простых решений. Если вы начали резко крутить руль велосипеда, падение случится в ближайшие секунды. Если вы проделываете то же самое со штурвалом океанского танкера, некоторое время будет казаться, что ничего особенного не происходит.
Типичное (и уже привычное) решение властей при встрече с неприятностями это запретить неприятности. А если они уже случились, то запретить разговаривать о неприятностях. Частота таких решений настолько возросла, а уровень их принятия настолько снизился, что они постепенно сливаются в некий обычный фон. И как любое простое решение локально запреты более ли менее работают. Можно даже количественно измерить эффект.
Проблема, однако, состоит в том, что запрет на обсуждение "плохих" тем неизбежно вынуждает официальных лиц либо врать, либо молчать. Первое время это ок, но постепенно высказывания официальных лиц девальвируются и в отдельных случаях приобретают отрицательную убедительность, то есть любое высказывание априори считается ложным. В этот момент накопленная масса простых решений (не говорить, дать ложную информацию, запретить) начинает давать побочные эффекты. Становится невозможно воздействовать на общественное мнение сначала вовне страны, а потом и внутри.
Предположим, возникает какой-нибудь слух (а слухи всегда возникают), например о скором подорожании поваренной соли в 1000 раз, о радиационной аварии, о чем угодно. Слух запретить нельзя (по крайней мере до сих пор это никому не удалось). Традиционная мера борьбы со слухами - трансляция авторитетного опровержения. Однако к этому моменту авторитет размыт настолько, что опровержение либо не работает, либо работает в противоположную сторону.
Примерно та же история, только еще медленнее, происходит при эрозии права. Поздний СССР имел одну интересную особенность: массовое воровство, вызванное дефицитом (феномен "несунов", которые формально были ворами, но воспринимались как отдельная категория). Когда власть и богатство ассоциируются с широко используемой возможностью нарушать законы, требование соблюдать закон воспринимается как ущемление и угнетение. При таком отношении к закону и праву, единственным способом обеспечить хоть какой-то порядок остается прямое принуждение. А это довольно дорогой способ обеспечения порядка.
Из последних примеров я в очередной раз столкнулся с блокированием дороги, которое было выполнено с той же неуклюжей "хитростью", которая проявляется в госуправлении. Причем по ходу дела владелец (или арендатор) развратил всех тех, кто возводил и охраняет забор, перегораживающий дорогу. Забавно, что долгосрочные последствия такой политики в позднейших мемуарах обычно описываются как "внезапное бедствие".
В быту и мелком бизнесе полет управленческой мысли разбивается о реальность слишком быстро, чтобы найти там яркие иллюстрации. Однако чем больше инерция управляемого объекта, тем позднее становятся видны следствия плохих и обманчиво простых решений. Если вы начали резко крутить руль велосипеда, падение случится в ближайшие секунды. Если вы проделываете то же самое со штурвалом океанского танкера, некоторое время будет казаться, что ничего особенного не происходит.
Типичное (и уже привычное) решение властей при встрече с неприятностями это запретить неприятности. А если они уже случились, то запретить разговаривать о неприятностях. Частота таких решений настолько возросла, а уровень их принятия настолько снизился, что они постепенно сливаются в некий обычный фон. И как любое простое решение локально запреты более ли менее работают. Можно даже количественно измерить эффект.
Проблема, однако, состоит в том, что запрет на обсуждение "плохих" тем неизбежно вынуждает официальных лиц либо врать, либо молчать. Первое время это ок, но постепенно высказывания официальных лиц девальвируются и в отдельных случаях приобретают отрицательную убедительность, то есть любое высказывание априори считается ложным. В этот момент накопленная масса простых решений (не говорить, дать ложную информацию, запретить) начинает давать побочные эффекты. Становится невозможно воздействовать на общественное мнение сначала вовне страны, а потом и внутри.
Предположим, возникает какой-нибудь слух (а слухи всегда возникают), например о скором подорожании поваренной соли в 1000 раз, о радиационной аварии, о чем угодно. Слух запретить нельзя (по крайней мере до сих пор это никому не удалось). Традиционная мера борьбы со слухами - трансляция авторитетного опровержения. Однако к этому моменту авторитет размыт настолько, что опровержение либо не работает, либо работает в противоположную сторону.
Примерно та же история, только еще медленнее, происходит при эрозии права. Поздний СССР имел одну интересную особенность: массовое воровство, вызванное дефицитом (феномен "несунов", которые формально были ворами, но воспринимались как отдельная категория). Когда власть и богатство ассоциируются с широко используемой возможностью нарушать законы, требование соблюдать закон воспринимается как ущемление и угнетение. При таком отношении к закону и праву, единственным способом обеспечить хоть какой-то порядок остается прямое принуждение. А это довольно дорогой способ обеспечения порядка.
Из последних примеров я в очередной раз столкнулся с блокированием дороги, которое было выполнено с той же неуклюжей "хитростью", которая проявляется в госуправлении. Причем по ходу дела владелец (или арендатор) развратил всех тех, кто возводил и охраняет забор, перегораживающий дорогу. Забавно, что долгосрочные последствия такой политики в позднейших мемуарах обычно описываются как "внезапное бедствие".